Игорь Агеев - Неспортивная история [Сценарий, использовавшийся в фильме «Куколка»]
В это время Халява пятиэтажному подняться помогает:
— Шур, ты в порядке?
— Уйди, гнусь!
— Ты чего… Это ж не я, это она…
— Я тебя сегодня с твоей шмакодявкой из школы не выпущу, понял? — и замахивается.
Халява в сторону отскакивает. Шура встает, отгоняет от окна двух-трех, опирается о подоконник, дышит тяжело.
В это время приходит училка по литературе, класс отпирает.
— Просили тебя? — подходит ко мне Халява. — Это же Шура, пятиэтажный.
— Ну и что?
— Дура ты, — говорит, — просили ее!..
И зазвенел звонок.
Звонок звенел и тогда, когда я застегнула куртку, подхватила на плечо сумку и к выходу двинула. Гляжу, в тамбуре стоит Халиков.
— Стой! — говорит. — Смотри. — И через стекло на улицу пальцем тычет.
Перед школой трамвайная линия, сразу за ней — дорога, за дорогой подворотня. У подворотни топчатся трое — пятиэтажный и еще два каких-то не из нашего класса.
— Ты бегать быстро умеешь? — интересуется Халиков.
— Ну?
— Если сразу вправо, могут и не догнать.
— А эти двое — кто?
— Лимон и Гуська… Они раньше у нас учились, теперь рядом, в пэтэу.
Мимо проходил Панов. Глянул в нашу сторону и на улицу вышел.
— Можно было бы Лёху попросить…
— Кого?
— Панова, — вздыхает Халиков. — Да он не поймет. Ему теперь примерным надо быть.
— А что?
— Да!.. — машет рукой Халява. — Он тут связался по глупости с компанией. Обворовали палатку и засыпались. Ну, Елена, наша классная, его вытащила. Взяли на поруки.
— Веселая у вас школа, я гляжу! — усмехаюсь.
— Нормальная, — вздыхает Халиков.
— Ладно, идем.
— Ты чего, чокнулась?
— Не плачь, пошли. — Открываю дверь на улицу. — Не ночевать же тут…
Спускаюсь с крыльца. Те трое меня заметили, подались вперед. Халиков плетется сзади, шагах в пяти. Лицо у него, будто на расстрел ведут.
— Ну-ка, отойдем на два слова, — говорю Шуре-пятиэтажному, двух шагов не доходя.
У того испуг в глазах, на дружков озирается. Сломался парень.
— Да не бойся, не трону, — успокаиваю.
Его приятели загоготали. Шура ухмыльнулся, делает вид, что ему море по колено:
— Идем…
Отвела его в сторону, говорю, улыбаясь, тихо, но внятно:
— Слушай, Шурик… Сам запомни и вот этим передай: если еще хоть раз ты или кто-Обудь из них Халикова пальцем тронет… Я не поленюсь, в спортшколу сгоняю, привезу своих, и с вами такое сделают! Понял меня? Я спрашиваю, ты понял?
— Да ладно, — отмахивается.
— И еще запомни, — говорю. — Если Халикова вообще кто-нибудь тронет, пусть даже не по твоей воле и ты об этом знать не будешь, получать за него придется только тебе. Персонально. Всегда.
— Да ладно, — опять отмахивается.
— Гляди, Шурик, мое дело предупредить. — Кричу Халикову: — Пошли!
Халява, перепуганный как заяц, ко мне подбегает, и мы идем.
— Халява! Иди сюда! — зовет один из тех двух, с сигаретой во рту.
— Обойдешься! — бросаю через плечо.
— Чего-о? — тянет тот. — Повысту-пай! — И идет за нами.
Халиков пробует бежать, я удерживаю его за руку:
— Спокойно.
Останавливаюсь, поворачиваюсь к дружку пятиэтажного.
— Лимон, не трогай ее! — Шура кричит.
Лимон останавливается в нерешительности. Жду секунду-другую, потом говорю Халяве:
— Идем…
И мы идем дальше, не оглядываясь. А эти, наверное, собрались за нашей спиной, мой ультиматум обмозговывают.
— Ух ты! Можно посмотреть? — говорит Халиков.
Я над столом полки повесила, разместила на них свои «боевые награды». Теперь он на этот «иконостас» из медалей и кубков таращится.
— Золотая? — вертит в руках медаль.
— Бронза, — вставляю в комбайн кассету, — золотые выше. Вон видишь, семь штук.
— Чистое золото?
— Не-а, — врубаю музыку, — серебро с позолотой.
— Во, нормально! — тут же переключаясь на магнитофон, говорит Халява. — «Акай»?
Киваю, плюхаюсь в кресло. На нас накатывают стереоволны тяжелого рока.
— Откуда привезла?
— Оттуда, оттуда…
— А ты в Америку ездила? — смотрит на меня, как на гуманоида.
— В Штаты — нет. В Канаде была, в Японии. Да ты садись, Халява, чего стоишь? Кстати, у тебя нормальное имя есть?
— Есть, — говорит. — Федя.
— Присаживайся, Федюня…
Халиков присаживается на самый краешек, осматривается по сторонам. Так себя только в музее ведут. Или перед кабинетом зубодера.
— Халявой — это тебя пятиэтажный прозвал?
— Не, — отвечает, — Шлепаков… Ну, такой… Кучерявый.
— Который у вас самый умный?
— Ага. Ни слова в простоте. Он, как энциклопедия, — все знает. — Халиков берет со стола кассетник с наушниками «плэйер», языком щелкает. — А видео у тебя нет?
— Видео нет, — и смеюсь.
— А у Маринки Шитиковой есть, — шмыгает носом Халява. — Ну, у этой… — И он очень смешно показывает Машу-Марину.
— У нее-то откуда?
— Ха! — Халиков бережно возвращает «плэйер» на стол. — У нее папаша знаешь кто? В порядке папаша. Такие фильмы, говорят, классные привозит.
— А ты что, сам не видел?
— Щас! Она только девок на видик таскает. Да и то по выбору.
Смотрю на Халикова. Какой-то он весь жалкий. Пиджачишко жеваный, потасканный, рубашка стираная-перестиранная, пузыри на коленях, на правом носке шерстяном — дырка, палец торчит. Сидит, цацки разные заграничные у меня на столе разглядывает.
— Слушай, Федюня… хочешь, я тебя подстригу?
— Зачем? — обалдевает.
— Ну, — говорю, — чего ты ходишь, как гопник волосатый?
— Ну и что? — обижается.
— От жизни отстаешь! Во, гляди. Достаю из ящика стола пару каталогов, раскладываю перед ним. С обложки смотрят фирменные мальчики с белыми зубами, все как один подстрижены коротко. — Давай оформим тебя под «бокс»?
— Да ну, — возражает, но как-то неуверенно.
— Давай, я умею. — Достаю фен, расческу, ножницы, полотенце. — А то я смотрю, скучно вы живете. Пятиэтажный, шпана, Маша-Марина с папой, Шлепаков… Детский сад какой-то! Пошли в ванную, голову мыть, — щелкаю ножницами.
— Не, я не буду.
— Вставай, — тащу его за руку. — Хватит у Шурика в шестерках бегать, пора личностью становиться.
— Панком, что ли?
— Панки эти твои, — наставляю, — пустышки и дрянь. А я из тебя индивидуальность- сделаю. Вперед! — Рывком поднимаю, с кресла, сую ему в руки фен, расческу, полотенце. — Топай!
— Да я…
— Иди, иди, — подталкиваю его в спину.
На следующий день входим с Халиковым в класс.
— Ой, мамоцки мои, дерзыте меня! — орет Шептунова, руками трясет, будто взлететь хочет.
Все девки, которые, как всегда, вокруг Маши-Марины, в нашу сторону уставились. Шлепаков от книжки оторвался.
— Кто ж тебя так? Бедолага, — задумчиво как-то сказал и снова в книжку.
А Федюня подстрижен классно и «рингом» перехвачен. «Ринг» я ему подарила. Такая шерстяная лента на голову — тепло, красиво, удобно.
Идем по проходу. В классе полный шок и восторг. Со всех сторон шуточки, вопли, комментарии:
— Халява, отпад!
— Во дает!
— Двадцать копеек, Халява!
Маша-Марина улыбается криво, смотрит не на Халикова, а на меня. Я отвернулась, прошла мимо, устроилась за своим столом. Халиков в центре класса застрял, девки его задержали, руками хапают, вертят в разные стороны:
— Ну-ка, повернись, Халявочка!
— Какой ты у нас симпатичненький стал!
— Девочки, я в атаке!
Халиков вырвался, но тут у него на пути возник Нечаев — весь как на шарнирах, дерганый, на Буратино похож.
— А это чего? — говорит. — Дай померить. — И срывает с головы Халикова «ринг».
— Не лапай!
— Погоди. — Нечаев отталкивает Халикова, одной рукой пробует натянуть «ринг» на голову, другой несильно бьёт Халяву по лбу. И не успевает Нечаев надеть «ринг», как его бросает вперед затрещина Шуры-пятиэтажного. Шура как раз в класс вошел, двигался на свое место и увидел, что Нечаев Халикова — по лбу.
— Ты чего, Шур? — Нечаев тут же возвращает «ринг» Халикову. — Я же шучу.
— Еще раз так пошутишь. — говорит пятиэтажный, — я тоже пошучу. Обхохочешься. Гуляй!
И Нечаев моментально «гуляет».
— Привет, — здоровается Шура с Халиковым и видит меня.
Встаю из-за стола ему навстречу.
— Здорово, — протягиваю руку. — Как жизнь?
— Ничего, течет нормально. — Пятиэтажного аж распирает от счастья, что я с ним за руку. — Твоя работа? — кивает на Халикова.
— Моя, — говорю. — Нравится? Могу и тебе устроить по блату.
Улыбается, доволен.
— Вообще держись меня, Шура, — советую пятиэтажному, — человеком будешь…
Звенит звонок, входит Елена.
— Садитесь. Дежурный!
— Халиков. — Федюня встает.
